Я есть немецкий генераль

Хочу поднять тему, которая оставила у меня неоднозначное впечатление. В нашем приюте для пожилых людей есть не только милые старички-одуванчики. У всех за плечами осталась пройденная жизнь, но не у всех она была образцовой.

Ветеран

К нам в отделение поступил высокий, очень худой старик в возрасте 103-х лет. Прямая осанка, длинные костлявые ноги, совершенно лысая голова с остатками седых волос. Он был в предпоследней стадии деменции и жил только в прошлом.

Глубокая старость оставила на коже коричневые пятна, а плохое кровообращение то и дело приводило к возникновению ранок на истончившейся коже ступней, которые долго не заживали. Из опыта я уже знала, что рано или поздно эти ранки выльются в гангрену и тогда — конец. Оперировать невозможно, да и не выдержит старое сердце наркоза.

Новый пациент наотрез отказывался от инвалидного кресла. Кряхтя и постанывая, он еле-еле передвигал свои больные ноги, с трудом перетаскивая их, опираясь всем телом на ролятор. Мы знали, что дома у него осталась жена. Она была моложе супруга на 30 лет и в свои семьдесят оставалась еще довольно бодрой. Старик, как оказалось, начисто забыл о своей молодой жене, с которой он прожил без малого 40 лет, схоронив первую.  Он помнил только ту, первую супругу, давным-давно умершую.

«Белокурая Хельга»

Когда я обмывала его рано утром (он вставал одним из первых), он гладил мои волосы своей костлявой рукой, похожей на птичью лапку, и называл  Хельгой. Так звали его первую жену. Каждый раз он спрашивал «Хельгу»,  почему она выкрасила «свои чудные белокурые локоны в темный цвет». А «Хельга», то есть я, отвечала, что не было белой краски... Я видела фото этой самой Хельги, ничего общего, ну просто абсолютно ничего. А еще я видела другие фото. Этот старый, как мумия, дедушка был немецким генералом. Он воевал на Восточном фронте.

При случае я спросила его об этом, не надеясь, что получу ответ, все-таки глубокая деменция... Но он ответил с гордостью: «Ja-ja! Я есть генераль!»  и уточнил «Военный генерал!», видимо, чтобы я не подумала, что он полицейский или пожарный. У меня не нашлось что сказать, или что спросить, все-таки мы были хоть и условно, — по разные стороны Истории. Но История вдруг вернулась с неожиданной силой, даже с болью. Она, эта ожившая История, поразила меня.

Вы будете зачищены

Как-то медсестра попросила меня привести старого генерала в процедурную, чтобы измерить ему сахар. Очень медлительный, старичок долго собирался, оправлялся, а время шло. В конце концов, сестра сама пришла в палату с портативным приборчиком для измерения уровня сахара в крови. Старик как раз выпрямился (он завязывал себе шнурки и делал это очень тщательно, чтобы бантики и кончики лежали симметрично) и увидел ее. Что-то произошло, я не поняла что... только медсестра стояла и молча смотрела на него.

Он тоже пристально вглядывался в ее лицо, потом спросил: «Еврейка?» И тут же буднично добавил «Вы будете зачищены». Медсестра повела себя странно. Никогда прежде я не видела, чтобы люди так бледнели, глаза ее моментально ввалились, и даже губы стали белыми. Она хотела что-то сказать, сглотнула и тихо-тихо произнесла: «Я не еврейка».  И быстро добавила: «Ромэ».  

Эта девушка приехала из Румынии. Кудрявая, с черными блестящими глазами, она могла бы сойти за итальянку. Я поверить не могла в происходящее. Это не кино и не документальная лента. Это происходит здесь и сейчас, в двадцать первом веке. А  старик принял ее за еврейку и что... что он сказал?

Зачистка? Почему сестричка так перепугалась? Видимо, ей это слово знакомо больше, чем мне. Но генерал подумал, постоял, покачиваясь с носка на пятку и заложив руки за спину, а потом показал девушке на вторую дверь: «Gut. Не еврейка. Вы можете покинуть помещение через другую дверь. И прошу вас не упоминать этот инцидент».  Сестру, как ветром сдуло.  Характерно, что она вышла через другую дверь спаренного туалета, как было «приказано».

Память поколений

Не знаю, что имел в виду старый генерал словами «не упоминать», но в ординаторской с сестрой случилась истерика. Она не была еврейкой, но ее цыганские родственники в войну попали под зачистку. Под расстрел.  Генетическая память мгновенно отозвалась, животный страх просто парализовал ее. Девушка наотрез отказалась обслуживать генерала.  Ее перевели в другое отделение, но и оттуда она вскоре ушла.

Признаюсь, у меня, образно выражаясь, «шерсть на загривке встала дыбом», когда я на следующее утро пришла в палату к генералу, чтобы выполнить утренний моцион. Но все шло своим чередом. Старик называл меня «Хельгой» и спрашивал,  почему «дорогая» спит отдельно, ему так холодно ночью. Я отвечала, как было заведено за «Хельгу». Так учит новая теория валидации, то есть общения с пациентом на его эмоциональной волне. В самом деле, возьмись я доказывать, что я не Хельга, это ничего бы не принесло. В конце процедуры, старичок крепко обнял меня и заплакал.

Он сказал, что ничего не узнаёт, из окна видит совсем другую улицу и что он только и делает, что ждет меня (читай «Хельгу»).  Он тронул меня, но, в то же время, я все думала и думала о «зачистках».  Поздно ночью я еще раз посмотрела в семейный альбом старика. Да, на фотографиях он в фашистской фуражке. Эсесовских значков на петлицах мундира нет, но есть какие-то листочки. Позже я посмотрелав сети, что эти петлицы означают полевую жандармерию.  Там же я видела фото «зачисток». Жуть.

Тихий протест «по-немецки»

Я заметила, что соседи по столику, тоже больные деменцией, реагируют на появление генерала не так бурно, как медсестричка-румынка. Но! Все разговоры в его присутствии смолкают. Вскоре «посланец» от одного столика попросил завотделением пересадить от них генерала. Основанием для этого было «неаккуратное обращение с зубными протезами». И правда, старик вынимал их перед едой и аккуратно заворачивал в носовой платок. Это считается моветоном, но так поступают все пациенты, у кого десны опали, ссохлись по старости.  Таких наберется человек 5-7, и никто не отказывается из-за этого сидеть за одним столом с беззубым горемыкой.

За следующим столом история повторилась: генералу отказали в чести сидеть с ним вместе три дряхлые старушки и полный господин. За третьим столиком, где сидел мой земляк Алик (о нем я расскажу позже), приключился казус — вставная челюсть генерала пропала. Этот неприятный инцидент был исчерпан лишь поздней ночью, когда персонал  отделения перерыл все выдвижные ящики в комнатах пациентов. Зубной протез — вещь дорогая. При пропаже его стоимость восполняет дежурная смена. Челюсть нашлась в мусорном ведре на кухне. Видимо, попала туда по ошибке.

Попадала она туда «по ошибке» еще два раза. В конце концов, администрация приняла решение выделить генералу отдельную комнату для него и его «молодой» жены в секретном отделении. Я писала об этом отделении в новелле «Господин Совик и Плот». Мне редко приходилось видеть генеральскую пару, поскольку супруга сама справлялась с уходом. Она просто переселилась в дом престарелых. Я знала, что старик не признавал ее и все звал свою Хельгу. Он так радовался, когда видел меня, торопился ко мне, еле передвигая свои больные ноги.

Ну что за абсурд! Одна половина меня жалеет его, а вторая — рычит и ощетинивается! Но я по-прежнему отвечаю, что белой краски для моих локонов у меня пока нет...

Из уважения к реальным людям все имена и, частично, события изменены.