Послеродовая депрессия: записки сумасшедшей

Моя юношеская неопытность позволяла раньше воспринимать хандру и апатию, вызванную неопределенностью в жизни и разрывом отношений, как депрессию. Но в апреле 2012 года, когда на свет появился мой драгоценный сын, я поняла, насколько сильно я ошибалась в своих предположениях.

Не могу назвать себя человеком неустойчивой психики: все, как у большинства людей — излишняя эмоциональность, привычка накручивать себя собственными мыслями, гнев и скука. Но все эти вещи не возникают из пустоты - для каждой из них есть предпосылка, причины, попытка что-то вернуть или от чего-то отказаться. Депрессия же в отличие от всех вышеперечисленных вещей возникает ниоткуда, и контролировать процесс ее «выброса» из головы человек не в состоянии.

Да, об этом много пишут и даже дают советы, но все становится бессмысленным набором фраз и слов, которые не имеют ничего общего с твоей депрессивной реальностью. Ты с ней один на один, и кто кого одолеет, сказать однозначно невозможно.

Все началось в роддоме, когда на фоне болезненного кормления я стала бояться давать ребенку грудь. Стала — но кормить не перестала, и каждый раз, когда мой сын просыпался в своей кроватке, я оголяла все свои нервные провода и исполняла свой материнский долг, превозмогая боль. Рожавшие и кормящие мамы меня сейчас поймут, но не до конца: оказалось, что причина моей нетерпимой боли была в травмированном соске, когда в 16-ть лет (и об этом я писала) меня побила девочка и рассекла его ногтем. Визуально это незаметно, но в процессе кормления стало причиной моей нечеловеческой боли.

Два дня я терпела — не могла ни спать, ни есть, ни просто отдохнуть, найдя удобную для этого позу — внутренние разрывы и моральное истощение полностью заблокировали мой внутренний переключатель. Добавьте к этому три бессонные ночи до родов, проведенные в тренировочных схватках, и почти сутки схваток непосредственных, и картина дурдома предстанет перед вами почти полностью.

На третью ночь я стала громко плакать: дала ребенку грудь, вцепилась руками в поручень кровати и била ногой по стене. Сын смотрел в глаза своей психованной мамаши и причмокивал — он понимал, что его кормят, а все остальное его не сильно интересовало. В палату забежала ночная нянечка, которая стала орать на меня среди ночи благим матом.

В ее непрерывном потоке слов, перебиваемом моими слезами, я слышала ее угрозы: если ты не будешь кормить ребенка, ты помрешь от мастита; ты в психушке точно не лежала, больная баба; я тебя сейчас свяжу и будешь, как чучело лежать... Женщины в палате пытались остановить дурную женщину, рассказывая о том, что я мужественно терпела боль, но просто устала, не спала и почти ничего не ела. Но нянечку это не интересовало: она презирала меня за мою тонкую кишку, записав сразу в разряд бессовестных мамаш, потерявших остатки разума.

Я до сих пор не понимаю, почему уставшую, психологически вымотанную женщину даже не научили правильному прикладыванию ребенка к груди — может быть, это помогло бы мне избежать боли. Почему врачи роддома ни разу не поинтересовались моим внутренним состоянием, и отсутствием сна — они наоборот громко хлопали дверями и будили нас каждый раз, как только мы собирались заснуть (вернее сказать — отключиться). То пыль протирали, то давление измеряли, то ребенка на прививку велели нести...

Самое странное, что сами они рожали совсем по иной системе, когда женщина не только отдыхает в роддоме в течение недели и восстанавливает свои силы, но и кормит ребенка под контролем персонала, строго по расписанию. В Казахстане сейчас все не так: не успев родить, тебе вручают ребенка, наспех объяснив, что он за чудо такое, и что его нужно вот так пеленать, оставляя вас наедине в палате с тремя другими роженицами и их кричащими детьми на три дня. Потом тебя грузят на гинекологическое кресло, осматривают, и «выплевывают» в прежнюю жизнь — готова!

Я помню, что наутро ко мне прислали психолога: молодую девчонку, только что окончившую университет, и разговаривающую со мной книжным, заученным языком — типичные примеры, расписные истины, полное отсутствие практики и искорки в глазах. В тот момент я понимала, что если не притворюсь сейчас «нормальной», меня отсюда еще долго не выпустят, и не стала говорить ей все, что думала о ней на самом деле.

И то, что учить меня быть настоящей мамой той, которая еще и с мужчиной то в постель не ложилась, не надо. И то, что прежде чем подходить к родившей женщине, нужно хотя бы иметь представление о проблемах, возникающих в ее теле и голове. Наконец, что накраситься и сделать укладку она не забыла, а вот быть не «персоналом», а человеком — запамятовала точно.

Я толком не помню выписку и то, как я попала домой: с этого момента в моей голове стали происходить какие-то странные вещи. Домашние переглядывались между собой и как могли, помогали мне — возились с сыном, переодевали его, стирали его одежду, вставали к нему ночью. А я не могла делать это с душой — в тот момент в груди у меня была одна озоновая дыра, сквозь которую со свистом вылетали все мои планы на будущее. Я подходила с сыну только потому что должна была, а не потому что хотела.

Мне казалось, что жизнь на этом закончилась — что я скоро совсем свихнусь и оставлю своего ребенка на истерзанного муками мужа и бабушек. Что это и было мое предназначение — родить и тут же уйти в мир теней, а вся моя прошлая жизнь казалась мне теперь каким-то несуществующим сном...

Нет, я не ненавидела ребенка, и не была к нему равнодушна- я четко знала, что люблю его, но сейчас все ниточки между нами были скручены кем-то в узел или даже оборваны. Это страшно, девочки, и непередаваемо. Меня находили то забившейся в углу и рыдающей в подушку, то в бессознательном пассивном состоянии, то перебирающей в руках какие-то предметы, при этом не моргающей и будто не дышащей.

А в голове на тот момент была психбольница, по которой я ходила и день и ночь, и никак не могла из нее выбраться. Кстати, накануне родов мы с мужем как раз таки посмотрели фильм «Искатели могил». Кино закончилось, но не для меня — эти темные коридоры, странные призраки и ощущение безвыходности преследовали меня даже, когда я закрывала глаза.

Я кричала маме, чтобы мне вызвали психиатра, потому что психологам в моей голове больше нечего было делать. Я действительно сходила с ума — это отчетливо понимаешь своим воспаленным сознанием, и пытаешься держаться за реальность даже мизинцем одной руки — только не это, только не сумасшествие!!!

Но ко мне пришел не психиатр, а опытная акушерка, которая подняла на своих руках не одну ненормальную мамашу. Оценив ситуацию, она поняла, что я действительно не совсем нормальна, и не притворяюсь, и не накручиваю себя. Особенно, когда услышала о том, как со мной обращались в роддоме — на следующий день она дала там большого нагоняя дежурному персоналу и кого-то даже почти уволили.

Эта чудесная женщина стала говорить со мной — много и долго, как будто была мне второй мамой, и не смотря на усталость и трудную работу, она приезжала ко мне по три раза на день. Как я поняла потом, она не меня вытаскивала из этой депрессии, а депрессию из меня. Акушерка налаживала наш контакт с сыном, привлекала к этому мужа, объясняла все тепло и тихо, как самый добрый друг. Она разработала мои застывшие каменные груди, горящие огнем — я не могла кормить из-за боли, и потому молоко застоялось настолько, что прикоснуться к груди было невообразимо больно.

Прошел месяц после того, как ко мне в голову постучалась та самая послеродовая депрессия. И я потихоньку стала оживать — обязанности и радость общения с сыном сделали свое дело. Я конечно еще долго, наверное с год, не могла придти в себя полностью — иногда мне все еще снилась та психбольница или мерещились какие-то странные видения, призывающие меня «все закончить». Но я не поддалась на их зов, потому что уже поняла: «и это тоже пройдет».

Я не знаю, что бы было, если бы мне не помогла в свое время та акушерка. Честно говоря, я больше склоняюсь к варианту суицида или полного «оненормаливания». Но раз так не произошло, то и думать об этом мне сейчас не хочется — даже вспоминать все эти моменты я могу с трудом, будто пелена накрыла черные дни весны 2012-го года.

Я слышала много историй о том, как девушки, поверженные послеродовой депрессией, шагали из окон или выбрасывали из них детей. Это факт. Ужасный, нечеловеческий, ненормальный, но факт. Многие осуждают таких матерей — и я тоже отчасти, но с большой оглядкой. Хотя бы потому, что была на той стороне. И считаю, что в этом виноваты не сумасшедшие мамаши, загнанные их собственными мозгами в угол, а медицинский персонал, который своевременно не обратил на это внимание. Наверное потому, что сама с этим столкнулась.

Просто от женщин очень много требуют — все же рожают, а ты что, сахарная? Но почему-то в тот момент те самые «железные» леди забывают себя: как им было тяжело и больно, кто помогал им в тот момент, и что каждый человек индивидуален — нет универсального подхода к людям, не придумано еще. И это стоит помнить любому человеку. И пока медицинский персонал будет относиться к рожающим женщинам, как к конвейеру, те понемногу будут сходить с ума и винить себя в том, что они — плохие мамы.