21:18
Свинобасня
Когда мы переехали в новый дом, условий для существования там практически не было. И оно не мудрено: возведенный на месте, где раньше было болото, перевезенный из деревни по бревнышкам, залатанный глиной за одно холодное лето — этот дом поначалу внушал мне ужас, а не радость от переселения.
И это странно хотя бы потому, что до этого мы ютились вчетвером в двухкомнатной пристройке из фанеры и бревен. Но разве для ребенка внешние стены что-то значили, когда главным было не то, где ты живешь, а как.
Новый дом был чужим: странные запахи, гулкие комнаты, никакого ремонта или его подобия: мы въехали в него впопыхах, приведя в порядок только две жилые площади из возможных пяти. Папа тогда сказал: «Будем жить — достроим!», и растянул ремонт лет на пять. Наверное, поэтому я долго не водила к себе друзей — похвастаться было нечем.
Комната-спальня, комната-кухня, и вроде бы кухня, в которой жили... свиньи. Да, здесь можно громко смеяться, икать и зажимать носы. Ведь если даже 12-ти летней девочке было важно, что от ее одежды попахивает свиным духом, то что было говорить о родителях и старшем брате?
Ему было 17-ть, он любил одну неприступную девочку и ужасно стеснялся нового дома. Помнится он говорил, что в колледже вешает в гардеробе не куртку, а тело убитой и разложившейся свиньи. Родители же просто терпели, хотя полагаю, что «ароматы французских лугов» им были не по душе, но характер, поверженный на время обстоятельствами, был у них уже закаленный.
Кому было распрекрасно, так это свиньям. Они ведь переехали в новый дом — из маленького хлева в большую и просторную кухню! Тепло, светло, хозяева всегда рядом. Проголодался — подними визг до потолка, тут с едой все, кто не спит, сбегутся. А поел, можно от сытого удовольствия провизжать что-то романтическое, лежа на боку и почесывая копытом пузо.
Вот в такой коммуналке прошло мое детство. Без друзей и подросткового общения, с книжками из библиотеки и играми с отцом в бадминтон. Рядом с нами жили только алкоголики и их пока что еще трезвые дети. Но они были либо гораздо старше меня, либо уж очень сильно младше. С самими алкоголиками мне играть не хотелось.
Но сейчас даже не совсем о том, как свиньи портили мне жизнь, а алкоголики не хотели со мной дружить. Речь пойдет о том, как яро и профессионально работала в то время милиция. Зарплату, если вы помните, давали раньше не деньгами, а натуральными продуктами: консервами, макаронами, маслом, туалетной бумагой и колбасой. И хорошо, если у работника была изначальная договоренность с предприятием, которое в свою очередь, тоже договорилось с каким-нибудь магазином, чтобы брать у них под зарплату вещи или продукты.
Чаще ведь давали тем, что сами производили. Папа мой работал тогда в котельной, и попадал в первую категорию получателей — у него был выбор. Таким образом, когда денег у него скопилось в три зарплаты, мы всей семьей поехали в какой-то магазин одежды, где нам было велено выбирать, что захотим.
Думаете, свалилась на меня манна небесная? В виде платьев, ботинок, бусиков и туфлей? Ха-ха! Из всего разнообразия одежды на меня тогда налезло (так, чтобы потом не висеть до пола) всего две вещи: спортивный костюм и кожаные сапоги. Правда, я до сих пор сомневаюсь в их натуральности, но тогда на этот факт мне было пофигу.
Остальные члены семьи закупались, как положено, набрав себе полны руки обуви, курток, платьев, костюмов, свитеров. Счастливые, бегали по магазину и все примеряли, примеряли, пока я, надутая, стояла у кассы. Привезли все это богатство потом домой и разложили по полкам. Целый день ходили вокруг шкафов, доставая то одну вещь, то другую. Хвастались, однако.
Когда наступило утро, каждый хотел надеть на себя обновы, но вот погода подвела: то ли снег, то ли слякоть, то ли еще и ветер был. В общем, мои домашние сложили богатства обратно на полки и пошли в старье. Только я настояла на своем и потопала в обновках в школу. В конце концов, может же маленькая женщина быть счастливой тогда, когда душа просит?
Первым домой пришел брат. Кинул сумку на пол и пошел к холодильнику. Оттого не сразу заметил осколки стекла, разбросанные на полу комнаты-кухни. Только потом, когда ветер, проникший в дом через разбитое окно, взъерошил волосы на его голове, брат все понял. Хоть и был он мужчиной, но заплакал, как маленький мальчик.
Унесли из дома все: куртки, сапоги, шапки, платья и свитера, прихватив при этом всю скудную технику и посуду. Взяли папины ружья, кассеты, магнитофон, старые вещи и даже и древний советский будильник.
В доме, где и без того ничего не было, стало совсем пусто. Только свиньи сидели в загородке — воровать матрен было слишком подозрительно, да и шумно. Потому они носились за перегородкой с диким визгом и требовали жрать. Родители, вызванные по телефону братом, плакали и опускали руки. А я стояла посреди комнаты и не знала, плакать мне или радоваться: спортивный костюм и сапоги были на мне.
Вызванная милиция ехала долго. Но еще дольше она ходила по комнатам, изучая дранку, мусор и свиные запахи. Вертела носом, шепталась, брезгливо озиралась по сторонам, думая, что может наступить в хрюшину каку.
Тогда папа подошел к ним и сказал: «Господа, я облегчу вам работу: помимо того, что грабителя видели соседи, так он еще и руку себе порезал, когда в окно лез. Вот даже кровь осталась на удостоверении». И тогда страж порядка, окинув отца понимающе-изучающим взором, ответил: (читать внимательно!): «Тогда нам будут легче найти преступника, но все-таки гарантии, что мы его найдем, совершенно никакой. Свидетелей мало, улик тоже. Может, действительно его удостоверение поможет?».
Папа, немного обалдевший, переспрашивает: «А финики то где, ась?». Верней, так им говорит: «Чье удостоверение? Вора? Так его кровь на удостоверении моей жены!»
Секунда молчания, за которой последовал ответ, достойный премии Шнобеля, развеселила даже свиней в загородке. Страж порядка, подбоченившись сказал: «Тогда шансов поймать преступника практически никаких! Вот если это было бы его удостоверение...». Мол, тогда бы мы еще постарались.
А нет, так нет, пойдем мы, пожалуй. И вышли в дверь, и на бобиках своих уехали в темную даль. И поступили честно, как обещали: вора так и не нашли. Что людям голову пудрить, когда у них всего-то все украли.
Мораль сей басни совсем проста: быть свиньей не так уж и плохо, пока тебя не пустили на колбасу. Кормят, поят, чешут. И даже если ты насвинячил, никто не осудит: что с тебя взять? Гораздо хуже, когда ты и свинья, и человек одновременно. И на колбасу нельзя, и осадок остается.
Подружиться с автором